 |
| Осенний день. Сокольники |
- Скажите, чем Левитан в корне отличался от других мастеров? - поинтересовался профессор.
Полчаса я перечисляла заслуги основоположника жанра «пейзажа настроения». Все мимо.
- Почти на всех его картинах нет людей! - рассердился экзаменатор и вывел «хор.».
А дома отец, изучив зачетку, отказался купить мне обещанное за отличную учебу кольцо. Обиженная, я погрузилась в изучение личного дела человека, ставшего причиной моих неудач.
Действительно, единственный крупный силуэт дамы на картине Левитана «Осенний день. Сокольники» изобразил его товарищ по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества Николай Чехов. Среди тысячи его работ портретов лишь единицы. Главный же и любимый герой его полотен - Природа. Почему? Вопреки распространенному мифу Левитан не придерживался запрета иудаизма на изображение людей. Иначе он не написал бы в 1880 году свой «Автопортрет». Разгадка скрывалась в судьбе мастера. Чем больше я изучала биографию Исаака Ильича, тем все более убеждалась: он боялся и не любил людей. Они причинили ему столько боли!
Он был еврей. И потому в России чувствовал себя человеком второго сорта. Он испытал унижение в 18 лет и в 31 год, когда его, как жида, выдворяли из «исконно русской столицы» по указу властей. В училище ему пеняли, что «еврей не должен касаться русского пейзажа». И по окончании обучения - как пощечина: вместо звания художника получил диплом учителя чистописания. Он ходил в рваных ботинках и заплатанной куртке. Ночевал в пыльных чуланах училища. За кусок хлеба малевал базарные пейзажи. В женщинах разочаровывался. «Даже лучшие из них - собственники», - с горечью писал он. А восьмилетняя связь с Софьей Кувшинниковой привела к неудачной попытке самоубийства. Третьей по счету.
И тут меня осенило. Я разгадала тайну Левитана. Он не писал людей, потому что природа для него была лучше, чем человек. Она не предаст. Не оскорбит. Не унизит. Для нее не важно, во что ты одет. Главное для нее - след, который оставляет после себя человек. Если память о человеке остается доброй, значит, она дарит ему свою вечность. И за это Левитан преклонялся перед ней: «Я вчера взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и я заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полное ничтожество!»
Но двуногих «ничтожеств» Левитан все-таки по-своему любил. Как собака своих хозяев: преданно, но с опаской. Об этом говорит один случай. Левитан в деревне писал этюд. Вдруг к нему прибрела маленькая старушка, вся в черном, повязанная белым платком, и, видно, приняв его за нищего, положила ему на крышку этюдника медную копейку. Левитан сперва опешил. Потом поцеловал монетку и до конца жизни не расставался с ней.
Светлана КУЗИНА