Самолеты на трассе Париж-Москва совершили несколько
необычных рейсов. Огромные серебристые машины, способные поднять сотню
пассажиров или добрый десяток тонн груза, прилетели в Шереметьевский аэропорт…
пустыми. Если не считать экипажа и двух-трех ящиков не более ста килограммов
весом. Вот и все. Правда, каждый из небольших ящиков был застрахован на
миллионы золотых франков. Это были шедевры Лувра и других музеев. Гордость
Франции. Всего пятьдесят две картины. В экспозиции среди других замечательных
произведений — «Бег свободных лошадей» кисти Теодора Жерико.
Живая античность в первозданной свежести
глядит на нас с этой маленькой картины. Юные атлеты, сдерживающие на всем скаку
коня, написаны с поразительной, микеланджеловской мощью. Но главное — экспрессия
в решении движения. Весь холст словно пронизан энергией: ветер гонит по небу
облака и заставляет трепетать одежды людей. Солнце, начертав резкие тени,
превращает всю группу в скульптуру, полную динамики. Это полотно прекрасно по
ритму и сотворено столь по — сегодняшнему, что не веришь в его возраст. А ведь
шедевр создан полтора века назад, когда в живописи царили сухой классицизм и
академическая рутина.
 |
| Бег свободных лошадей |
Жерико. Как мало мы знаем о трагической
судьбе этого мастера, создавшего грандиозное полотно «Плот «Медузы»»,
художника, открывшего новую страницу в живописи.….Рамки классицизма никак не
могли вместить событий, потрясших Европу. В борьбе страстей родилось новое
искусство — романтизм, призванный отразить всю сложность трудного времени.
Первым французским художником-романтиком
был Жерико. Правда, когда большинство современников поняли его великую роль, он
был мертв. И термин «романтизм» впервые появился в некрологе, посвященном
Теодору Жерико. Манифестом нового искусства было семиметровое полотно — трагический
репортаж о кораблекрушении фрегата «Медуза». О гибели, постигшей в Атлантике
его экипаж. Конкретная, злободневная ситуация получает совершенное пластическое
выражение. «Это сама Франция, это наше общество погружено на плот «Медузы»», —
писал историк Мишле.
Правительственные круги, продажная пресса
иначе оценили эту картину. «Опасным бунтарем» величали они молодого автора. Как
всякому мастеру, открывающему новые пути в искусстве века, Жерико довелось
узнать трагедию непризнания. Светская чернь и буржуа Парижа не могли простить
молодому живописцу героические образы, созданные им: слишком ярко они
напоминали этой эгоистичной публике о ее недостатках, и поэтому ее гораздо
более устраивало льстивое искусство Салона — банальное, заглаженное, далекое от
современности.
Творчество Жерико шокировало власть
имущих, и они обрушили на мастера лавину невзгод. Достаточно упомянуть, что при
жизни художника ни одна его картина не была приобретена государством.
Что же это за «чудовище» — Жерико?
Жерико. Несчастья, будто сговорившись, обрушились на
художника. Непризнание, бедность и, наконец, недуг, обрекший живописца на
полную неподвижность, казалось, были призваны сломить мятежный дух мастера. Но
Жерико не сдавался. Превозмогая страдания, наперекор всему он рисовал и
записывал в дневник мысли, не дававшие ему покоя.
«Я считаю постыдными усилия некоторых
людей, — писал смертельно больной Жерико, — изощряющихся в том, чтобы даже наши
недостатки выдать за достоинства. Будем же поощрять наши истинные таланты — и у
нас не возникнет надобности ублажать посредственность, которая как бы в силу
самого своего количества надеется стать ведущей силой своей отчизны… Мне
кажется, я уже слышу крики и протесты толпы людей, трепещущих, что я причиню
вред их мелким интересам».
За неделю до смерти художника посетил
Александр Дюма. Жерико только что пришел в себя после тяжелой операции
позвоночника, перенесенной им накануне. Он лежал подобно мумии, страшный своей
худобой, и рисовал. Дюма был потрясен. Таков был неистовый романтик. В одной из
своих заметок он говорил: «Человек подлинного призвания не боится препятствий,
чувствуя в себе силы их преодолеть, они даже подобно дополнительному двигателю…
часто становятся причиной самых удивительных произведений… » Вскоре
Жерико не стало. Он был погребен как самый бедный человек во Франции,
непризнанный и забытый. Ему было всего тридцать два года. Борьбу Теодора Жерико
с рутиной продолжил юный друг художника Эжен Делакруа. 27 января 1824 года,
день спустя после гибели товарища, он записал в дневнике: «Бедный Жерико, я
часто буду думать о тебе! Мне кажется, твоя душа будет витать иногда около моей
работы».
Игорь Долгополов